Цирк уехал – клоуны остались…
История первая.
Судьбе было так угодно, что пришлось мне согласиться на хирургическое вмешательство в силу сложившихся обстоятельств (во загнула фразочку!). Словом, припёрло так, что на операцию просто пришлось дать добро: либо камень из почки, но вчера, либо саму почку, но завтра…
…Очнулась уже в реанимации от жуткого холода.
читать дальшеПоказалось сначала, что вишу в воздухе – настолько узенькой была каталка (на тот момент я ве-сила чуть больше сотни килограммов). И всё вокруг было белое… Рядом ни-кого не было. Только откуда-то сбоку страдал мужской голос: «Девки! Хоть кто-нибудь! Суки… Где я? Мне холодно…». Я скосила глаза: где-то там, внизу (каталка была очень высокой), на кушетке лежал мужичок: вид был потрёпанный, в вене торчала капельница. Видимо, после алкогольной инток-сикации приводили в норму, подумала я. А мужик не унимался… Наркоз ещё окончательно не прошел, и каждое его слово отдавалось в голове как удар огромного колокола. Я не выдержала. «В морге ты, братан! Не заткнешься – встану и морду набью!». Наступила долгожданная тишина… Только потом до меня дошло: я почти с головой была укрыта белой простыней. Подскочила медсестричка и защебетала: «Очнулись уже? Давайте сделаем глубокий вдох – я трубочку у Вас вытащу… И девочкам в ваше отделение позвоню – пусть в палату везут, очень уж у нас холодно!». Самое смешное, на дворе июль ме-сяц стоял…
Лёгкой рысью в реанимации появились медсёстры урологического отде-ления (я там лежала) – Лидия Ивановна (солидная дама маленького росточка и колобкообразной формы) и Алёна (худая высокая девица с вечно недоволь-ным выражением лица). И меня вдохновенно покатили на место моей дисло-кации на ближайшие несколько недель. Помахав на прощание рукой всё ещё молчащему мужику, я закрыла глаза… «Девочки, − раздалось вдруг откуда-то сбоку, − Марьпетровна из Белоруссии трикотаж привезла. Не хотите по-смотреть?». Каталка остановилась на полдороги… Я опять начала мёрзнуть. Ладно, мстительно думала я, вернётесь вы! Наконец «богини» появились и, делясь впечатлениями от увиденного, покатили меня к лифту. «Куда вперёд ногами?!» − неожиданно заорала я. Каталку развернули. Я продолжала ка-призничать: не так быстро, трясёт… Алёна начала багроветь. Мы уже подъ-езжали к палате. «Девочки! Вам вдвоём меня не поднять… Позовите мужич-ков – они помогут. Ещё уроните…». Алёнка скривилась: «Тебе бы только мужиков в палату! И так все к тебе липнут – и старики, и мальчишки… Дос-тали уже с расспросами: когда Инночку привезут? Как операция прошла?». Я ухмыльнулась: красивую и стройную Алёну на удивление не любили – ни пациенты, ни медперсонал.
В палате они всё же попытались сгрузить меня на кровать вдвоём. И, ра-зумеется, не удержали… Простыня выскользнула у них из рук, я долетела почти до пола (до такой степени была растянута панцирная сетка на крова-ти!), потом меня подбросило в воздух. Трубки выскочили из шва, и струя крови прошлась сначала по потолку, оставляя след, затем – по Алёнкиному голубому костюмчику. Она завизжала: «Я только сегодня новую форму по-лучила!». «А не х…. было выделываться! Я вас предупреждала…». Как из воздуха материализовался доктор, оперировавший меня. Тихонько матерясь, снова вставил трубки на место, дал распоряжение насчет капельницы и ушел. Капельницу ставила опять же Алёна. Она давилась слезами и никак не могла попасть в вену. «Прекрати, − сказала я, − большая девочка, а нюни распусти-ла!». Она разрыдалась: «Почему меня никто не любит?». «А ты подумай са-ма!», − ответила я и почувствовала себя мудрой черепахой Тартиллой. Спать хотелось ужасно, и я снова закрыла глаза.
Разбудил меня порыв ветра. Это милый доктор пришел меня навестить: сорвал сначала с меня одеяло, затем задрал рубашку и пощупал шов. Сказав «Отлично!», повторил процедуру в обратном порядке. «А чего это мы такие бледные?». «А чего-то мне взбляднулось, доктор!». «Шутит – значит, всё нормально!» − удовлетворённо хмыкнул он и ушел.
Через две недели я уже была дома. И операцию вспоминала как страшный сон. Но… Надо быть наивной, чтобы верить в то, что на этом моя дружба с больничным бытом закончится. За первой операцией последовала вторая, а между ними – контрольные обследования. В отделении за мной прочно укре-пилась репутация «дежурного клоуна», я там стала буквально родной и лю-бимой…
История вторая.
Будучи выловленной любимым доктором буквально на улице, с зубовным скрежетом приняла его любезное приглашение посетить их отделение – по-сле операции прошло полгода, надо бы обследоваться.
Меня определили в ту же самую палату, на ту же самую кровать (специ-ально, что ли?). Первые три дня пришлось вытерпеть сдачу анализов, не-скончаемые очереди к различным специалистам. Потом немного обжилась и стало легче… За исключением уколов и капельниц…
Соседи по палате подобрались неплохие. По крайней мере, скучать нам не приходилось. Особенно часто дурковали мы с Галиной Петровной… С чувством умора у неё было всё нормально, и этим она мне особенно нрави-лась. Зная маменькину страсть к сканвордам, детки каждый день приносили ей целые кипы газет и журналов. И мы самозабвенно скрипели мозгами, пы-таясь разгадать всё «от корки до корки».
В один из таких дней, ближе к «мёртвому часу», мы сидели в палате: Га-лина Петровна мучила очередной кроссворд, я в тихушку (в отделении за-прещали вязать) ваяла доче очередную пару носков. «Неровность на дороге», − вещала Галина Петровна. «Выбоина». «По буквам подходит…Идем даль-ше! Кондитерское изделие…воздушное…бывает в шоколаде». «Зефир», − ответила я. «А вот и нет! По буквам не подходит…». «При чём здесь буквы? – возмутилась я, − Это зефир!». «Всё равно не подходит!». Спор разгорал-ся… В это время пришел доктор с обходом. Мы замолчали на полуслове… Я едва успела запихнуть недовязанный носок под подушку, а Петровна про-должала обиженно сопеть, в полголоса доказывая мне, что я не права. Пока доктор осматривал других, мы ждали своей очереди (забыла сказать, что нас в палате было пять человек). Петровна снова погрузилась в сканворд. Потом она вдруг скривилась и упала спиной на подушку. Я повернулась к ней: её лицо было перекошено, щеки надуты, глаза вытаращены. Я испугалась: «Петровна, тебе плохо?». Она молча протянула мне газетку. В клеточки сканворда, там, где должно быть слово «выбоина», ровными печатными бук-вами было занесено «ВЫЕБИНА». Так вот почему «зефир» не подходил! Я упала лицом в подушку, пытаясь просмеяться. Со стороны смотрелось как истерика… Что нам пришлось выслушать от доктора – не скажу. Но хохота-ли мы долго, до икоты, до слёз…
История третья.
Очередное обследование. Опять анализы, очереди, уколы и капельницы. И опять – та же палата, та же кровать. Вот везёт же мне! Но ещё больше везёт на интересных людей…
Как раз напротив меня лежала женщина. Просто балдела, когда я называ-ла её просто «Тётьсвет». Видимо, что-то серьёзное у неё было: как выясни-лось, лежала она уже почти три месяца, таяла на глазах, а диагноз так и не могли поставить. Собрали консилиум и решили отправить в Республикан-скую больницу, что в Ижевске. На обследование… Потом решение резко по-меняли: надо провести курс интенсивной терапии на три дня (что они до это-го делали – фиг знает!). Приволокли море пузырьков с разноцветными жид-костями и зарядили ими капельницу. Поминутно в палате появлялся то один доктор, то другой. Все они подходили к кровати Тётьсветы, задавали с ум-ным видом одни и те же вопросы. Нас эта ситуация стала немного веселить. И Тётьсвета стала отвечать очередному сострадальцу не дожидаясь вопросов.
Ближе к вечеру в палату влетел статный молодой человек в голубом хала-те и прямиком направился к Тётьсвете. «Как себя чувствуете? Какие ощуще-ния после этого лекарства? – он ткнул пальцем сначала в один пузырек, затем в другой, − А после этого? Замечательно!». И так же стремительно покинул нашу палату, оставив за собой шлейф из запаха дорогого парфюма. Затем к нам заглянула старшая медсестра, Наталья Александровна. «Девочки! Виде-ли доктора? Это новенький… Из детской реанимации». Я возмутилась: «Тётьсвет! Нет у тебя совести! Все мужики – к тебе… Даже детский реани-матолог… А я ведь младше тебя… почти ребёнок…». Наш хохот прервала Алёнка, пришедшая сменить очередной пузырёк на капельнице.
Был август. Погода – отличная. Больничный комплекс, где я лежала, сто-ит на берегу живописного пруда. И все больные использовали всё свободное время, чтобы побыть на свежем воздухе, а не сидеть в душных палатах. Тётьсвете было велено лежать – сейчас буду ставить капельницу. Я осталась с ней в палате за компанию: кровать моя стояла у окна, окна распахнуты на-стежь. Да и скучновато одной, да ещё и под капельницей – я это всё на себе испытала. А между делом решила заняться полезным – наконец-то снять и почистить линзы. Однажды сняв надоевшие и верно ломающиеся и теряю-щиеся очки, я предпочла линзы. Причем – цветные… То есть цвет глаз могу менять в зависимости от настроения. В больницу взяла две пары. Так, на вся-кий случай… Сняла зелёные, закинула их в чистящий раствор. И надела го-лубые: они были какие-то очень уж не естественные, кукольные, с прорисо-ванными лучиками вокруг зрачка. Девчонки на работе окрестили их «вам-пирскими». И в это время в палату как всегда стремительно влетел красавец-мужчина из детской реанимации. «Добрый день, красавицы!» − молвил он и направился в мою сторону. Я замерла… Вопросы посыпались на меня гра-дом. «Как Вы себя чувствуете? Доктор ещё не был с обходом? Это линзы?». Я только кивала или мотала головой в разные стороны в зависимости от во-проса. Затем он подошел к Тётьсвете, похлопал её по руке со словами «Всё хорошо будет!» и испарился. Я ликовала! «Вот! Он и на меня внимание обра-тил! На глазки голубые клюнул…». «Дура ты! – спокойно возразила Тётьсве-та, − Размечталась – на глазки! Обернись…». Я повернула голову: на спинке кровати сохли мои кружевные чёрные панталончики. «На трусы он клю-нул!». Ну да! На такие парашюты и не клюнуть…
Жалко только, что три дня пролетели очень быстро. И красавчик из дет-ской реанимации к нам больше не заглядывал.
История четвертая.
В очередной раз в урологию меня привезла «Скорая». Что творилось пер-вые пять дней – лучше не вспоминать. Да и не интересно это…
В один из дней пришли девчонки с работы. Мне к тому времени уже раз-решили вставать, и мы отправились совершать моцион вокруг здания ком-плекса. Я узнала все последние рабочие новости, мы немного посплетничали. «Всё, больше не могу! Мне лечь надо…». Девчонки проводили меня к «па-радному» входу. Народ тоже гулял… А надо сказать, что пришли они чуть датые, и потому – весьма весёлые и громкие. «Это тебе! − радостно сказала Анька, вытаскивая из своей сумки огромный банан (где только взяла такой?), − Чтобы не скучно было лежать в палате одной!». «А это тоже тебе, − втори-ла ей Юлька, выуживая литровый пакет моего любимого персикового сока, − когда в горле пересохнет!». На мгновение не стало слышно даже птичек – та-кая тишина вокруг повисла! Дальше без комментариев…
История пятая.
Получилось так, что моя приятельница попала в гинекологию с воспале-нием. Живу я почти рядом с комплексом – почему бы и не навестить её после работы? Вызвала через справочную, сижу, жду… Полчаса проходит, час – Сашка не выходит. Вызвала снова… Появляется Санька, держится за живот и страдальческим таким голосом: «Пойдем, сядем где-нибудь! Сил нет сто-ять…». Я всё понимаю и сочувствую: море уколов, на заднице можно орехи колоть. Находим свободную скамейку у фонтана, Сашка так и продолжает сидеть, согнувшись. «Сань… Живот болит?». Она тянет меня за рукав: «Сядь! Сейчас и ты стоять не сможешь…». Потом начинает рассказывать.
… После «мертвого» часа к ним в пятиместную палату «подселили» да-мочку. Зашла она в шикарном шелковом халате с драконами и красивых тап-ках на каблуках. На тумбочке сразу появилась кружевная белая салфеточка, в ящики была свалена куча различной косметики и всевозможные овощи-фрукты-соки. Дамочка прилегла на кровать. Ужин уже прошел, и медсест-ричка, чтобы потом не утруждать себя, пронеслась по палатам, разливая по стаканам молоко (положено так!). А дамочке на тумбочку кинула коробочку со свечами. Дама наманикюренным пальчиком вскрыла упаковку, выудила одну свечку, откусила половинку и с видом королевы запила молоком. В па-лате повисла гробовая тишина. Она меж тем заглотила другую половинку и снова запила её молоком. Сашка не выдержала на третьей свечке, девчонки – соседки по палате – сдались на четвертой… В палату влетела рассерженная медсестра: «Офигели?! Сегодня зав. отделением дежурит!». А Сашкина па-лата как раз напротив кабинета заведующей располагалась. Они, умирая от смеха, показывали пальцами на «королеву». А та продолжала поглощать «бомбочки». Медсестра прямо у двери сползла на пол… Затем последовало появление заведующей. «Леночка, − грозно посмотрела она на медсестру, − я же просила не шуметь!». Затем увидела «картину маслом». «Лена! Зайдите ко мне в кабинет! Немедленно!». Сестричка встала с пола и вышла. Через за-крывшуюся дверь кабинета снова послышался хохот…
…Что со мной творилось – можно только представить! В итоге я сидела так же, как и Сашка, согнувшись пополам… А живот потом болел почти всю ночь!